http://www.demographia.ru/articles_N/index.html?idR=23&idArt=1238 Уничтожение больных детей до рождения как один из государственных приоритетов в «решении» демографических и социальных проблем
Демография.ру
Соколова Нина Александровна,
кандидат биологических наук, старший научный сотрудник ВИНИТИ РАН, ответственный редактор научных журналов: «Физиология человека и животных» и «Клиническая эндокринология»
Массино Юлия Сергеевна,
кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН
Пренатальная диагностика: плод как пациент
Пренатальная диагностика состоит из двух направлений, которые на практике применяются в составе единого алгоритма обследования беременной женщины, но имеют диаметрально противоположные цели.
Одно из них заключается в выявлении у нерожденного младенца тех заболеваний, которые поддаются лечению, и служит для проведения в дальнейшем самого лечения. Но в подавляющем большинстве случаев под пренатальной диагностикой понимают другое направление.
Основу этого направления, разработанного медицинскими генетиками (согласно определению М. Б. Аншиной, члена совета Европейского общества репродукции человека, вице-президента Российской ассоциации репродукции человека, лауреата премии правительства России в области репродуктивной медицины, директора Центра репродукции и генетики «ФертиМед», «для тех родителей, что имеют опыт рождения, болезни и смерти детей от наследственных заболеваний, для тех, кто ежесекундно видел страдания своих обреченных детей и сам нестерпимо страдал вместе с ними, тоже нет сомнений в том, что лучше бы их дети не родились. Именно поэтому возник и по всему миру получил распространение метод пренатальной диагностики, когда беременную женщину тестируют на состояние здоровья плода и прерывают беременность, если выясняется, что плод генетически нездоров» [9]), по их собственному определению, «составляют ранняя диагностика и предупреждение рождения детей с тяжелыми некорригируемыми врожденными и наследственными заболеваниями» [8, 9, 10]. Для этого производится «искусственный внутриутробный отбор (элиминация) генетически дефектных плодов» [11].
В данной статье речь пойдет именно о втором направлении пренатальной диагностики.
Ведущие российские ученые в области репродуктивной медицины и медицинской генетики, продвигающие это современное научно-практическое направление, называют его «плод как пациент», и считают, что оно «имеет неоспоримый отечественный приоритет в мировой медицине» [12].
Мероприятия по пренатальной диагностике, согласно приказу МЗ РФ № 457 от 28.12.2000 [11], должны быть массовыми и осуществляться следующим образом.
Сначала всех беременных женщин подвергают ультразвуковому исследованию и анализу крови на биохимические маркеры; этот этап называется скринингом. На основании его результатов часть женщин выделяют в группу риска по наличию у младенца врожденной и наследственной патологии (в первую очередь — синдрома Дауна). У женщин из группы риска путем инвазивных процедур (прокол стенки матки, плаценты, оболочек плода или пуповины) получают пробы, в которых анализируют генетический аппарат её ребенка.
Пренатальная диагностика: уничтожение пациента
Вовлекая беременных в обязательный скрининг, у них обычно не спрашивают согласия и не сообщают о его цели. Однако процесс выискивания неизлечимых болезней у младенца очень вреден для его развития, так как разрывает нерушимую его связь с матерью и формирует состояние психологического стресса.
Назначаемые после скрининга женщинам из группы риска и всем женщинам старше 35 лет инвазивные процедуры являются оперативным вмешательством и сами по себе могут привести к возникновению пороков развития у младенца [13, 14] или даже к его гибели.
Указывают, что риск выкидыша составляет 0,5–2%, но реально он может достигать даже 10% [15]. В широкомасштабном исследовании с участием 9 европейских стран подтверждена четкая связь генетического амниоцентеза (анализ околоплодных вод — одна из инвазивных процедур) с преждевременными родами [16], после которых, как известно, у новорожденного резко повышается вероятность мозговых нарушений, в том числе ДЦП.
Другими словами, если врач на скрининге лишь заподозрил что-то, например, какое-то не то лицо у младенца («мельчайшие лицевые дизморфии» [17]) или профиль («изменение лицевого профиля» [17]) — женщину направляют на опасную хирургическую процедуру (инвазивную диагностику), в результате которой младенец может погибнуть или стать тяжелым инвалидом.
В тех случаях, когда инвазивные процедуры или УЗИ подтверждают опасения о наличии у нерожденного младенца хромосомной аномалии или тяжелого недостатка развития, женщине предлагают произвести аборт, то есть навязывают совершенно противоестественный, страшный выбор: согласиться на убийство своего ребенка или нет.
Важно подчеркнуть, что такой аборт (по так называемым «медицинским показаниям») разрешают проводить на любом сроке беременности [18, 19], обычно — во втором триместре, когда младенец уже достаточно хорошо развит и может быть жизнеспособен даже вне материнской утробы.
Формально, право принимать решение об аборте принадлежит самой женщине. Однако целый ряд фактов (см. ниже) говорит о том, что в реальности отказ беременной женщины от данного варианта аборта не предусмотрен.
В бланке информированного добровольного согласия на проведение инвазивной пренатальной диагностики [20] ни слова не говорится, что её целью является не лечение, а аборт, причем аборт поздний, т.е. самый опасный.
Так, если после аборта на раннем сроке «частота поздних осложнений (более тяжелых)... 10–35%», и «…доля абортов в структуре причин материнской смертности равна 18%» ([3], стр. 158), то частота осложнений после аборта во втором триместре в 3–4 раза выше ([3], стр. 169).
Согласно другим данным, «на долю поздних абортов приходится 2/3 всех осложнений и 50% всех связанных с абортами случаев материнской смертности» ([21], стр. 56).
По приказу № 484 Минздрава РФ от 14.10.2003, такие аборты «осуществляются только в стационарах, имеющих условия для оказания… реанимационной и интенсивной терапии» [22].
Бесплодие, невынашивание последующих беременностей, рак молочной железы, нарушения психики, попытки самоубийства и даже гибель [13, 23, 24, 25] — это вполне реальные перспективы для женщин, соглашающихся на аборт по результатам пренатальной диагностики.
Однако нормативов, предписывающих предупреждать женщин об этом, не существует. Не сообщают матерям и о том, в каких страшных мучениях будет погибать их беззащитный младенец, когда ему внутриутробно будут медленно раздавливать головку специальными щипцами (абортцангом), наблюдая, как начинает вытекать мозговая ткань (метод дилатации и эвакуации, [21], стр. 58). Или, если его извлекут живым после аборта, имитирующего роды ([3], стр. 169), — как оставят умирать, не оказывая помощи (права новорожденного и действия медицинского персонала в такой ситуации приказами никак не регламентированы, а в отделении, где прерывают беременность, скорее всего, может не оказаться средств для реанимации).
Большинство женщин, страдающих от последствий прошлых абортов, свидетельствуют о том, что им бы хотелось, чтобы их оповестили обо всех фактах прежде, чем они пошли на аборт [26].
Однако в существующей практике вместо формирования у матерей положительных установок на донашивание беременности женщин намеренно консультируют так, чтобы уменьшить их тревожность в отношении аборта. Такие установки даже зафиксированы в «Руководстве для практических врачей и организаторов здравоохранения» ([21], стр. 23).
«Рентабельность» евгенических абортов и гитлеровской евгеники
Пропагандисты пренатальной диагностики не скрывают её евгенический характер и вместе с тем обосновывают необходимость и перспективность такой деятельности. При этом они приводят совершенно неоспоримый, с их точки зрения, аргумент — «рентабельность» евгенических абортов.
Подробные расчеты финансовых выгод от убийства больных младенцев они помещают в своих монографиях и даже в учебных и методических пособиях [8, 27, 28, 29] «для повышения квалификации» врачей и «воспитания» студентов-медиков:
«Считается, что пренатальная диагностика относится к числу высокорентабельных направлений профилактической медицины, где отдача на каждый затраченный рубль составляет не менее 9–10 рублей. Достаточно заметить, что содержание только одного ребенка с болезнью Дауна стоит государству не менее 150 тыс. рублей в год, и это при средней продолжительности жизни такого больного около 26 лет!» [27].
«Болезнь легче предупредить, чем лечить. Врожденные и наследственные заболевания, ответственные почти за 40% коек в детских стационарах, много легче диагностировать и предупредить ещё пренатально, чем тратить огромные средства на лечение и реабилитацию тяжело больных детей». ([8], стр. 343).
«Как в случае хромосомных и генных болезней, так и в случае тяжелых врожденных пороков развития пациентам рекомендуется прерывание беременности» ([8], стр. 340).
Члены президиума РАМН на очередном заседании с интересом выслушивают кредо евгенистов в докладе директора НИИ акушерства и гинекологии им. Д. О. Отта РАМН (Санкт-Петербург) академика РАМН Э. Айламазяна:
«…современную пренатальную диагностику наследственной и врожденной патологии и элиминацию больного зародыша и плода считаю актом гуманным и потому обязательным... в нашем институте было… предотвращено рождение 356 плодов...
Содержание одного ребенка с болезнью Дауна обходится государству в сумму не менее 100 тыс. руб. в год. Столько же, если не больше, стоит содержание детей с другой хромосомной и генной патологией. Подсчитано, что каждый рубль, вложенный в пренатальную диагностику, экономит 9 руб. Это очевидная вещь, понятная даже на бытовом уровне» [12].
С такой же целью, чтобы было понятно на бытовом уровне, в нацистской Германии в 1939 году, перед началом осуществления секретной программы уничтожения инвалидов (акция Т-4), в том числе и больных детей, сначала до 3 лет, потом — до 17 лет, была проведена широкая пропагандистская кампания [30, 31].
Студентам в учебниках предлагали подсчитать, сколько тратит Третий Рейх на умственно неполноценных пациентов с учетом длительности их содержания [30]. На впечатляющих плакатах можно было увидеть изображение беспомощного больного и, например, такую надпись: «Этот больной за время жизни обходится народу в 60 000 рейхсмарок. Гражданин, это и твои деньги!» [30].
Вообще подсчет рентабельности лечения и ухода за «неперспективными» больными был специфической особенностью нацистской медицины [32, 33].
При сравнении евгенической деятельности нацистов и современных российских организаторов, конечно, видны и некоторые различия. Так, в фашистской Германии финансовую выгоду от уничтожения «обременительных» для общества больных выражали для наглядности в масле, яйцах и картошке [32], а само уничтожение гласно называли «дезинфекцией».
В учебниках же и пособиях для наших юных и молодых сограждан — будущих медиков — расходы на детей-инвалидов выражают просто в рублях или в среднемесячной зарплате по стране, а уничтожение нерожденных младенцев называют «профилактикой» или «предупреждением детской инвалидности» [28, 29].
Более существенные различия наблюдаются в общественной оценке. Практика нацистских врачей квалифицирована на Нюрнбергском процессе как преступление против человечества, а сами врачи за это приговорены к повешению. У нас же аналогичная деятельность расценивается как передовая научная технология, открывающая для общества большие перспективы.
Евгеника, включенная в государственные программы
Служба пренатальной диагностики первоначально получала финансирование в рамках федеральной целевой программы «Дети-инвалиды» [34]), направленной на «улучшение положения детей России» и «создание условий для их полноценной жизни».
Чтобы проконтролировать, насколько в результате пренатальной диагностики «улучшилось положение детей», и в какой степени для них «созданы условия», был выбран совершенно неожиданный показатель — «уменьшение на 20–25 процентов случаев рождения детей с врожденными и наследственными заболеваниями, пороками развития, ведущими к инвалидности», т.е. число евгенических абортов [34].
О первых итогах этой программы отчитался в 1999 году на III Пироговском съезде врачей министр здравоохранения Ю. Л. Шевченко [35].
Адресуя свой доклад тем, у кого, по словам Н. И. Пирогова, « не остыло ещё сердце для высокого и святого», министр сначала напомнил, что «нет ничего более дорогого, чем жизнь». Однако доложенные им результаты показывают, что в отношении детей-инвалидов такие принципы не применяются:
«За счет использования цитогенетических и пренатальных исследований предупреждено рождение 14 200 детей с генетическими и врожденными заболеваниями» [35].
Характерно, что итог первого этапа государственно поддерживаемых мероприятий по пренатальной диагностике практически совпал по содержанию и масштабам со злодеянием царя Ирода (14 тысяч убитых в Вифлееме младенцев).
Ссылаясь на такие «успехи», медицинские генетики теперь требуют у правительства утверждения собственной федеральной целевой медико-социальной программы для расширения фронта своей деятельности, «с одновременным увеличением зарплаты сотрудников федеральных лабораторий и центров, занятых пренатальной диагностикой» ([8], стр. 319).
По их словам, недостатком существующих программ является то, что они «ориентированы на работу с инвалидами, на их лечение, социализацию, адаптацию и т.д.». Между тем, по мнению евгенистов, в предлагаемой ими программе «акцент в решении проблемы инвалидности следует перенести именно на профилактику рождения детей с врожденными и наследственными заболеваниями» ([8], стр. 333–334).
Идея «рентабельности» внутриутробного уничтожения детей-инвалидов произвела такое впечатление на организаторов здравоохранения, что они придали мероприятиям по пренатальной диагностике статус государственного приоритета и неизменно включают их в президентскую программу «Дети России».
Так, задачей её подпрограммы «Здоровое поколение» на 2007—2010 гг. [7] является «создание условий для рождения здоровых детей», а одним из способов решения этой задачи — евгенические аборты.
Авторы концепции программы [7] доказывают, что в результате этого уменьшится число инвалидов с детства, а тем детям-инвалидам, которым все-таки удастся родиться, будет хватать финансов для ухода, лечения и т.д.
Согласно «логике» этой государственной программы, чем больше детей будет абортировано, тем лучше окажутся условия существования и забота о здоровье родившихся детей. Это называют «комплексным подходом».
Аборты как способ «уменьшения» младенческой смертности
Технологию евгенических абортов используют также и для улучшения медицинской статистики.
Одним из главных показателей, характеризующих благополучие и международный статус нации, является младенческая смертность. Поэтому данный показатель включен во все государственные программы — национальные проекты «Здоровье» и «Демография», президентскую программу «Дети России», и др., а его снижение контролируется на высшем государственном уровне [5].
При этом «существенным резервом снижения младенческой смертности» в приказах и руководствах для врачей называется «совершенствование организации и повышение качества пренатальной диагностики» в целях увеличения уровня «элиминации плодов с пороками развития, в том числе несовместимыми с жизнью» [36]. Аналогичный подход применяется и для снижения перинатальной (период от 29 недели беременности до 6-го дня жизни) заболеваемости и смертности детей ([37], стр. 44).
В соответствии с этим подходом, младенцев, которые могли бы умереть естественной смертью от своей аномалии (и «испортить» статистику), уничтожают путем евгенических абортов. Такие аборты не фигурируют в качестве показателя неблагополучия ни в каких отчетах и поэтому служат некоей «черной дырой», очень удобной для бюрократических подтасовок.
Следует отметить, что при наличии у развивающихся младенцев летальных аномалий они в большинстве случаев не доживают до рождения, а погибают в результате самопроизвольных выкидышей на разных сроках внутриутробного развития.
В зарубежных исследованиях проследили естественный исход беременности в случаях, когда пренатально был поставлен диагноз анэнцефалии и родители отказались от аборта [38]. Течение беременности и её исход во всех случаях оказались для матери безопасными; никто из родителей в итоге не жалел о принятом решении сохранить беременность и увидеть своего младенца. Большинство же матерей, прервавших беременность с аналогичным диагнозом, сообщили о своем сожалении, что они не увидели своих младенцев.
За рубежом существует инициатива родителей, которые сохранили беременность с диагнозом генетической патологии у плода, направленная на поддержку других родителей, которые собираются решиться на аналогичный шаг [39], а также опубликованы различные сообщения о сходных случаях [25, 39].
При этом родители отмечают свое чувство удовлетворения и большое благотворное влияние на остальных детей и других членов семьи их милосердия к больному младенцу, которому они сохранили жизнь, хотя он и прожил совсем недолго.
Вместе с тем, если по результатам пренатальной диагностики у младенца подозревается летальная патология, общепринятой установкой в современном акушерстве является прерывание беременности [3, 36, 37].
Почему врачи не применяют «выжидательную тактику», а подвергают беззащитного младенца жестокому, мучительному убийству путем аборта, а женщине калечат репродуктивную систему?
Можно полагать, что причин здесь несколько. Это, во-первых, названные выше отчетные показатели смертности, которые начальство требует улучшать, во-вторых, стереотипы в сознании врачей и, наконец, в-третьих, фактор их материальной заинтересованности, добавленный национальным проектом «Здоровье» [40].
Рассмотрим следующую ситуацию. Врач не выявил (случайно или намеренно) врожденные аномалии развития у младенца беременной женщины (или выявил, а женщина отказалась от аборта), а затем младенец умер естественной смертью в результате выкидыша (антенатальная гибель) или после 7-го дня жизни в роддоме.
В соответствии с родовым сертификатом, в первом случае доплата будет снижена гинекологу женской консультации (сразу по двум критериям: невыявление аномалии и антенатальная гибель), а во втором — и гинекологу (невыявление аномалии), и акушеру роддома.
Если же беременную направят на аборт (поздний, то есть самый варварский!) — доплата по данному случаю уменьшена никому не будет [40].
Повышению числа поздних абортов способствуют также криминальный бизнес — поставка так называемого эмбрионального материала для фармацевтической и косметической промышленности, и использование абортированных младенцев для науки.
Оказывается, анализ «материала спонтанных абортов, когда сам плод уже мацерирован… непригоден для морфологического и биохимического анализа». И «только в наше время при комбинированном использовании ультразвука и инвазивных методов стал доступным прижизненный анализ зародышей с хромосомными аномалиями. Вначале эмбрион обследуют с помощью ультразвука, цитогенетическими методами устанавливают его кариотип, затем индуцируют аборт и исследуют материал молекулярными и патоморфологическими методами» [12].
Такими подробностями поделился с коллегами в докладе на заседании РАМН академик Э. Айламазян.
Ослабление мотивации лечить больных детей
Как зарубежные [41, 42, 43, 44], так и наши отечественные специалисты ([45], стр. 260) подчеркивают, что развитие пренатальной диагностики как технологии приводит к ослаблению мотивации лечения нерожденных младенцев.
Так, согласно оценке в монографии «Новорожденные высокого риска» ([45], стр. 260), «…около 40–50% врожденных пороков плода поддаются успешной коррекции в случае своевременного её проведения. Вместе с тем,…в настоящее время довольно часто по совету районного акушера-гинеколога производится неоправданное прерывание беременности при наличии порока развития у плода».
Авторы объясняют такое положение дел недостаточной информированностью врачей о современных достижениях детской хирургии.
Однако в настоящее время быстро расширяется список выявляемых у младенцев заболеваний (для их абортирования), в том числе и за счет тех форм, которые лечат (врожденная гиперплазия надпочечников, гемофилия и др.) [8, 25], и такой факт никак не объяснишь плохой информированностью генетиков. Технологические их «достижения» как раз и дают повод все чаще рекомендовать беременным женщинам аборт «по медицинским показаниям» [8, 25, 41, 44] (этот лукавый термин внедряет в сознание, что наличие патологии у пациента может расцениваться как показание для его уничтожения).
В «дивном новом мире» исследователей вполне обоснованно надо опасаться, что не будет допускаться существование любого человека, чем-либо отличающегося от других [46].
По оценке Бена Митчелла, профессора биоэтики из Чикаго, «если нерожденных детей уничтожают из-за предрасположенности к аутизму, никто не может чувствовать себя в безопасности... Сегодня — аутизм, завтра — коэффициент интеллекта меньше 70, затем — мужское облысение. Когда это безумие прекратится? Единственный путь — понять, что мы не должны заниматься тем, что решать, кто должен жить, а кто нет» [46].
И у наших соотечественников происходит зловещий сдвиг сознания. Так, специалисты по УЗИ с упоением описывают, что современные приборы экспертного класса дают возможность наблюдать и самые малейшие (!) отклонения у нерожденного младенца, и даже его мимику. И тут же делятся своим большим моральным удовлетворением (!) от успеха такой «совершенной» диагностики, выражаемого в возрастающей частоте прерываний беременности [10, 17].
А говорят, даже профессиональные палачи обычно не хотят видеть лицо осужденного...
Оценить общероссийские мероприятия по пренатальной диагностике и соответствующую деятельность перинатальных центров лучше всего на основании свидетельства специалиста высшей категории, работающего в этой области, Ю. А. Шумакова:
«В случаях, когда методы пренатальной диагностики внедряются так, как надо, результаты впечатляющие: только за прошлый год нам удалось выявить на малых сроках беременности пять плодов с синдромом Дауна и Эдвардса, и беременность была прервана. А это очень большой не только моральный, но и огромный экономический эффект...
Чтобы максимально предупредить рождение детей с пороками развития, в нашем отделении проводится целенаправленная работа по усилению его технического оснащения... для качественного и эффективного проведения таких исследований необходимо высокотехнологичное ультразвуковое оборудование, которое резко повышает диагностический потенциал.
Именно оно дает возможность акушерам-гинекологам наблюдать за внутриутробным развитием плода и принимать экстренные меры при малейших отклонениях от нормы» [10].
Такие материалы публикуются под эгидой нацпроекта «Здоровье» на медицинских сайтах регионального значения для усвоения «инновационных технологий» главными врачами и организаторами здравоохранения [10, 17], а также в популярных «просветительских» журналах (тиражом под 100 тыс. экз.) для «мам и малышей» [47].
Инвалиды и высокотехнологичная культура смерти
В отношении выслеживания нерожденных младенцев с нарушениями, которые совместимы с жизнью, исключительно ценным является мнение самих инвалидов.
На Западе инвалиды до глубины души возмущены пренатальной диагностикой и евгеническими абортами, так как эта деятельность ставит под сомнение самый смысл их существования на свете. Образ инвалидов используется как доказательство, что такие, как они, должны уничтожаться.
Международная ассоциация инвалидов обратилась к мировой общественности с четкими требованиями оградить общество от зла, привносимого пренатальной диагностикой и другими генетическими технологиями. Люди с синдромом Дауна устраивают акции протеста против скрининга на этот синдром, напоминая, что каждый из них — это «личность, а не болезнь», и никто не имеет права запретить им появляться на свет и радоваться жизни [48].
Их поддерживают единомышленники и различные общественные и религиозные организации, крайне встревоженные тем, что «новая генетика» используется для осуществления наиболее ужасной селекции, напоминающей политику Третьего Рейха [42, 43, 44, 46, 58].
Ряд западных ученых резко осудил инициативы по распространению пренатальной диагностики, назвав эту деятельность новой формой дискриминации, предосудительной и позорной [25, 42, 43, 44, 46, 49, 50, 51, 52].
«Если мы снова готовы позволить государству распоряжаться правом огромных социальных групп населения на жизнь», — предостерегают они, — «государство потеряет свою наиболее важную функцию — защиту жизни своих граждан» [43].
Согласно определению канадских католиков, эвтаназия и пренатальная диагностика — это культура смерти, которая превращает медицинскую профессию в настоящую военную акцию: «обнаружить и уничтожить» [42].
Организация инвалидов Великобритании предупреждает, что в тех странах, где движение инвалидов — слабое и они не дают отпора генетикам, отнимающим у них наиважнейшее из их прав — право родиться, право на жизнь, вполне может быть форсирована сначала евгеническая политика скрининга и абортов, а затем — насильственной стерилизации и эвтаназии. Первые два варианта сценария уже осуществлены в Китае, где с 1996 г. пренатальная диагностика и абортирование младенцев с любыми аномалиями проводятся принудительно [53].
К сожалению, у нас можно встретить непонимание таких «перспектив», и ни у кого-нибудь, а у руководителей крупных организаций помощи инвалидам.
Пишут, например, про детей с синдромом Дауна, что у них сердца, в которых не живет обида, что они — улыбчивые, добродушные, никому не желают зла. Что такие дети гораздо лучше развиваются, когда они в семьях, когда их любят. И тут же, между делом, приводят подробное описание пренатальной диагностики, то есть, как отследить таких младенцев внутриутробно и убить путем аборта [54].
По прогнозу зарубежных инвалидов даже попустительское отношение к деятельности медицинских генетиков может дать ход наиболее опасному её варианту [53].
Сравним и сделаем выводы: в России евгенисты привлечены в качестве разработчиков и главных экспертов директивно внедряемых государственных программ.
Не пора ли бить в набат?
От «расовой гигиены» — к «медицине здорового человека»
Для продвижения в обществе деятельности, которая не продуцирует ничего, кроме страха у беременных женщин и последующих абортов, медицинским генетикам вполне естественно приходится много трудиться. Усилия их направлены на искусственное формирование среди населения потребности в пренатальной диагностике, которая на самом деле отсутствует.
Согласно сообщению В. Л. Ижевской, «проведение генетического скрининга заболеваний, которые в настоящее время не поддаются лечению, во многих странах запрещено законодательно» [55].
По сути, проводится манипуляция сознанием будущих родителей, имеющая целью привести их оценки и поведение к заранее намеченному результату.
По оценкам психологов, «информационно-психологическое воздействие манипулятивного характера, осуществляемое в интересах человека или групп людей по отношению к другим, является специфической формой управления. Такая форма управления носит опасный характер в случаях, когда оно осуществляется тайно, приносит односторонние выгоды его организаторам» [56].
В итоге родители должны принять идею, что, соглашаясь на аборт своего больного младенца, они проявляют «ответственность за здоровье своего потомства» ([8], стр. 341).
Такую обработку умов сами генетики называют «социальным маркетингом» и преподносят его как мероприятия «по повышению уровня грамотности врачей и населения в области пренатальной диагностики» ([8], стр. 337).
Придавая огромное значение маркетингу (в качестве способа формирования рынка для своих услуг), они добиваются его включения, наравне с пренатальной диагностикой, в федеральную целевую программу ([8], стр. 341).
Эта пропагандистская кампания уже идет. Женщин всячески запугивают перспективой оказаться матерью больного ребенка (см., например, [9, 57]). В обществе усиленно распространяется устрашающая и неадекватная информация об инвалидах и родителях детей-инвалидов, которую сами они называют страхами, мифами и ложными стереотипами, не имеющими ничего общего с их реальной жизнью [58, 59].
«Чтобы рождение малыша не принесло в вашу семью горе, надо побеспокоиться о его здоровье заранее, — советует главный специалист-эксперт по медицинской генетике Минздравсоцразвития РФ профессор Петр Новиков. — Акушер-гинеколог будет вести беременность, чтобы вовремя выявить и предотвратить рождение ребенка с серьезной болезнью».
«У нас, — продолжает он, — не прекращается спор с религиозными установками: верующие люди считают каждого ребенка данным от Бога, а мы, врачи, полагаем, что рождать на свет тяжелого инвалида и обрекать его и близких на страдания негуманно и неоправданно» [60].
«Профилактика» инвалидности путем уничтожения беззащитных младенцев в материнской утробе объявляется генетиками новым направлением медицины — «медициной здорового человека» ([8], стр. 313) или »алгоритмом здоровья» [60].
Они всячески подчеркивают, что «понятие генетического здоровья должно органично входить в концепцию здорового образа жизни» ([8], стр. 337).
Другими словами, желание любить и родить своего младенца независимо от его генотипа и состояния здоровья квалифицируется евгенистами как одна из вредных привычек (наряду с курением, алкоголизмом и т.д.), от которой современные, «уважающие себя» родители должны избавляться.
Через «медико-просветительские» журналы им внушают, что пренатальная диагностика (и возможность «вовремя прервать беременность ненормальным плодом») — «великое благо для мам и малышей» (см., например, [61]).
«Медицина здорового человека» является, по сути, продолжением разработанной в фашистской Германии концепции «расовой гигиены», нацеленной на оздоровление германской расы путем строгих правил воспроиз-вод-ства. Людей тогда делили на представителей «жизненной расы» и на «низшие элементы», появление которых следовало предотвращать. Слабых детей и детей-инвалидов убивали с помощью инъекции морфина. В 20-30-е годы «расовая гигиена» считалась почитаемой научной теорией [30].
Близкий к нацистскому пафос звучит в изданных для нашего населения брошюрках «Кодексы здоровья и долголетия», популяризующих национальный проект «Здоровье»: «Дорогие наши женщины! На Ваши хрупкие плечи ложится большая ответственность и большой труд — выносить и родить здорового ребенка». Перед этим «дорогим женщинам» раскрывают один из секретов, с помощью которого можно «оздоровить» потомство, это — «вовремя узнать о проблемах в развитии плода» и «в любое время прервать неправильно развивающуюся беременность». Таковы особенности «программы по сбережению российского народа» [62].
Беременным женщинам навязан выбор с запланированным результатом
Практически все влияния на беременную женщину в ходе пренатальной диагностики направлены на то, чтобы склонить её к аборту.
К «нужному» решению подталкивает само по себе проведение данной диагностики как целенаправленного действия, а также специфическая терминология: слово «риск» (а не «шанс») уже дает оценку, что рождение малыша, не такого как все, — это плохое событие [63].
Поддержку оказывают тем женщинам, которые решились на аборт [21], а к тем женщинам, которые захотели сохранить беременность, относятся крайне пренебрежительно (или даже как к париям [63]).
Мощное воздействие на готовящихся к материнству женщин оказывает общественное мнение. Оно определяется, с одной стороны, ценностями современного общества — гедонизмом, ориентацией на престиж и успех, а с другой — насаждаемым генетиками отношением к евгеническому аборту как к заботе о малыше, особому виду родительской ответственности. В такой системе стереотипов создаются устрашающие мифы о жизни инвалидов и их родителей.
Чего стоят, например, такие материалы: статья под названием «Леденящие душу рассказы в роддоме» — про то, как в Самарской области (среди 3 243 100 жителей) родилось целых восемь (!) детей со «страшным диагнозом» синдром Дауна, и все — из-за беспечности родителей, не обратившихся к генетикам и не сделавших аборт! [57].
Или тиражируемое на сайтах «для мамочек» высказывание титулованного специалиста М. Б. Аншиной М.Б.: «Когда люди видят ребенка с синдромом Дауна, то мысль о том, что лучше бы такой ребенок не родился, не кажется кощунственной» [9].
Кроме этого, специалисты по пренатальной диагностике в своих методических рекомендациях и монографиях рекомендуют оказывать и прямое психологическое давление на женщин в консультациях [37, 45].
Согласно специально проведенному опросу медицинских генетиков [55], значительная их часть (от 24% до 87% — в зависимости от подозреваемой патологии у плода) предпочитает давать беременной женщине «негативный» совет (то есть совет сделать аборт) в директивном стиле.
Напомним, что директивность — это намеренная попытка консультанта подтолкнуть пациентку к «правильному», с точки зрения врача, выбору путем предоставления ей тенденциозной информации и даже путем обмана, угрозы или принуждения [55].
В частности, 82% врачей-генетиков дали бы «негативный» совет семье, если у плода выявлен синдром Дауна, сопровождающийся умственной отсталостью, 73% — при ахондроплазии, характеризующейся патологией конечностей при нормальном или даже высоком интеллекте больного. Более того, порекомендовали бы прервать беременность, если у младенца определяется лишь генетическая предрасположенность к развитию в зрелом и даже пожилом возрасте болезни Альцгеймера, психических заболеваний и алкоголизма, соответственно 42%, 29% и 24% генетиков, хотя известно, что сами указанные состояния могут никогда и не проявиться [55].
В руководстве для врачей женских консультаций, изданном в рамках приоритетного национального проекта «Здоровье», абортирование младенца с подозреваемой тяжелой патологией преподносится и вовсе как нечто неотвратимое-то, чего требует сама эта патология ([3], стр. 78–79).
Вариант же отказа беременной женщины от евгенического аборта национальным проектом «Здоровье» особо не предусмотрен, так как поставлена четкая цель уничтожения максимального числа детей с врожденными и наследственными заболеваниями.
«Следует подчеркнуть, — пишут ведущие российские акушеры-гинекологи, — что эффективность таких исследований (пренатальной диагностики — авт.) пропорциональна полноте охвата ими беременных [3, 64]. Обследование всех женщин позволяет снизить частоту хромосомной патологии на 40–45%, дефектов нервной трубки на 85–90%» ([3], стр. 93).
«Желательно» только, чтобы не был «упущен момент для прерывания беременности», — наставляют в руководстве ([3], стр. 77).
Служба пренатальной диагностики в России, по замыслу её организаторов, возглавляемых Э. К. Айламазяном и В. С. Барановым, носит социальный и даже управленческий характер ([8], стр. 333).
Редакция Британского медицинского журнала предостерегает, что если утилитарный подход, вовлечение государственными политическими силами медицины в решение социальных и экономических задач и идеология стигматизации позволят лишить некоторую часть общества челове