|
Sonja 38
|
| |
Пост N: 44
|
|
Отправлено: 13.12.09 06:24. Заголовок: Приведённую ниже кни..
Приведённую ниже книгу, детям читать не надо, но для взрослых..
Меня улыбнуло. Привожу отрывок из книги
Эфраима Севела. Моня Цацкес - знаменосец
Рассчитывать на то, что жена командира полка догадается
накормить его, было смешно. Моня не был советским человеком,
он был из буржуазной Литвы и ни минуты не сомневался, что жена
подполковника дальше прихожей его не пустит и, не дав даже
погреться с дороги, отправит назад, как поступают с любым
посыльным.
Моня ошибся. Жена командира полка коммуниста Штанько
преподала ему чудный урок советской демократии,
социалистического отношения к человеку и, если хотите,
сталинской дружбы народов СССР. Потому что рядовой Цацкес был
еврей по национальности, а Марья Антоновна - чистокровная
русская, и это нисколько не помешало особым отношениям,
которые сложились у них, можно сказать, с первого взгляда.
Марья Антоновна Штанько была крепкой бабенкой, лет под
сорок, с ямочками на румяных щеках и еще более аппетитными
ямочками на пухлых локтях. Светлая, расплетенная коса
перекинута через круглое плечо на высокую грудь. Под белой
прозрачной кофточкой просвечивал черный бюстгальтер. При
ходьбе она двигала бедрами так, что черная юбка, казалось,
вот-вот лопнет, но выручало высокое качество и прочность воен-
торговского сукна.
Марья Антоновна как самого дорогого гостя ввела Моню в
дом. Сняла с него шинель и повесила в шкаф, рядом со своим
отороченным черно-бурой лисой зимним пальто. Винтовку и
противогаз аккуратно поставила в угол за шкафом. Сама согрела
на примусе кастрюлю с борщом, положила ему в тарелку мозговую
кость, облепленную мясом, и у Мони голова закружилась от
запахов. В спину дышало уютным теплом от черного бока круглой
голландской печи. Моне хотелось плакать. Из резного буфета
Марья Антоновна достала початую поллитровку водки и
нетронутую, запечатанную сургучом темную бутылку коньяка.
- Это - супругу, - отодвинула она коньяк в сторонку. - А
мы с вами, Моня... не знаю вашего отчества, по-простецки,
по-нашему, разопьем водочки.
Моня залпом выпил первую стопку. Он ел как голодный пес,
судорожно глотая и давясь. Марья Антоновна отпила два глотка и
сказала:
- Мне хватит.
Моня выхлебал весь суп и почистил тарелку корочкой хлеба,
впитывая приставшие к фаянсу капли жира. Корочку, естественно,
тут же проглотил.
Марья Антоновна сидела против Мони за столом и любовалась
им, положив подбородок на ладони.
- Уважаю мужчин, у которых аппетит, - сказала она томно.
- Такой и в бою не подведет, и... Хотите добавки? Или потом?
- Когда - потом? - Моня вытер рукавом гимнастерки
испарину со лба.
- У тебя увольнительная до скольких?
- До двенадцати ноль-ноль.
- Батюшки, - всполошилась Марья Антоновна, - времени-то в
обрез. Скидай обмундирование, ложись отдыхай.
И, как мать сыночка, повела за руку обмякшего от водки и
еды рядового Моню Цацкеса в спальню командира полка. Первое,
что увидел мутным оком Моня, был портрет подполковника Штанько
над изголовьем широкой железной кровати с никелированными
шишками и пирамидой из подушек. На овальном портрете у
подполковника были в петлицах не шпалы, как теперь, а жалкие
треугольники сержанта и выглядел он лет на двадцать моложе.
Рядом, в такой же фигурной раме, улыбалась совсем юная и
худенькая Марья Антоновна - с шестимесячной завивкой и в
берете набекрень.
Моня с трудом подавил желание встать навытяжку и
прокричать:
- Здравия желаю, товарищ подполковник!
Но воздержался. От сытой неги не ворочался во рту язык.
Марья Антоновна привела отдохнуть Цацкеса, но сама первой
сняла с ног обувь. Они раздевались безмолвно, повернувшись
друг к другу спинами, на чем настояла Марья Антоновна, у
которой был незыблемый кодекс целомудрия. Когда Моня стащил с
ног красные ботинки и размотал с занемевших пальцев портянки,
спальню заполнила удушливая вонь, поглотившая аромат духов
"Красная Москва", которыми Марья Антоновна старательно
надушилась под мышками и между грудей, прежде чем лечь в
кровать, под одеяло. Трусы и лифчик она так и не сняла.
Моня с другой стороны кровати приподнял край одеяла и
лег, зазвенев пружинами матраса, точно под портретом командира
полка. Они лежали без движения, уставясь в потолок, пока Марья
Антоновна - натура активная, памятуя, что увольнительная у
солдата истекает в двенадцать ноль-ноль, не просунула под его
крепкую шею свою пухлую руку.
- Ух, зараза! - с чувством прошептала она и прижала его
голову к своей стянутой лифчиком груди, что было высшим
проявлением чувств у жены командира полка товарища Штанько.
Она с придыханием повторяла это слово, стаскивая с бедер
трусы, которые остались висеть на одной ноге у ступни.
- Ух, зараза, - цедила Марья Антоновна, удобнее
располагаясь под Моней и раздвигая тяжелые бедра.
Дальше текст изменился.
Учуяв в себе горячее инородное тело, со скрипом
проникавшее глубже и глубже, Марья Антоновна пойманной рыбкой
забила задом по гулким пружинам и взвыла в голос совсем не
так, как подобает жене коммуниста и командира Красной Армии.
- Батюшки-светы! - заголосила она. - Святые угодники!
Мать пресвятая богородица!
Войдя в раж, Марья Антоновна сделала "мостик", как
цирковой акробат, выгнулась полукругом, упершись в кровать
пятками ног и темечком. Моня взлетел в воздух, беспомощно
болтая тесемками кальсон.
Затем последовал истошный вопль, совсем уже не похожий на
голос Марьи Антоновны.
- Ка-ра-у-у-ул! - вскричала она низким мужским басом и
рухнула на матрас.
Вместе с ней рухнул и рядовой Цацкес. Жалобно взвизгнули
пружины.
- Зараза... - чуть слышно прошептала Марья Антоновна.
Моне полагалось бы что-то сказать или сделать, дабы Марья
Антоновна не подумала, что имеет дело с неотесанным парнем, у
которого нет понятия о деликатном обращении со слабым полом.
Но Моне не дали проявить тонкость натуры. Раздался
громкий стук в дверь. Кто-то ломился в квартиру.
Обстановка складывалась явно неблагоприятная для рядового
Мони Цацкеса, откомандированного за полковым знаменем и
обнаруженного на супружеском ложе командира полка. Квартира
находилась на четвертом этаже, но даже если бы Моня и вздумал
прыгнуть с такой высоты, то ему пришлось бы сперва взломать
двойные оконные рамы, намертво закрепленные с наступлением
зимы.
Моня одеревенел и даже не шевельнулся в кровати.
Другое дело - Марья Антоновна. Долголетний стаж
офицерской жены и немалый личный опыт побудили ее к действиям
быстрым и решительным. Она выскочила пулей из-под одеяла, в
одно касание напялила на себя халат, взбила прическу и
командирским тоном, не терпящим возражений, распорядилась:
- Собирай свои манатки! Живо! И - в шкаф!
Моня сгреб в охапку гимнастерку, галифе, портянки,
ботинки.
- Вещи в шкаф?
- И сам тоже.
Она распахнула резные створки большого платяного шкафа и
толкнула Моню с вещами в его темное удушливое нутро. Дверцы
шкафа с треском захлопнулись за ним. Он ткнулся лицом в мягкий
мех чернобурки, потянул носом казарменный дух своей шинели. Но
сильнее всего оказался невыносимо острый запах нафталина,
пропитавший шкаф насквозь. При такой концентрации нафталин
несомненно уничтожил всю моль. Сейчас он обрушил свою силу на
рядового Цацкеса, как бы проверяя стойкость и выдержку
советского солдата. Моня несколько раз вздохнул, захлебнулся,
стал кашлять надсадно и долго и понял, что здесь, в шкафу, он
примет свой бесславный конец.
Поток света хлынул в шкаф, и в открывшемся проеме дверей
возникло, как потустороннее видение, решительное и строгое
лицо Марьи Антоновны Штанько:
- Бери остальное барахло!
В его живот уткнулась винтовка, а на руки свалилась
увесистая сумка противогаза. Дверцы захлопнулись, свет исчез,
Моня вновь остался в кромешной тьме и густом настое нафталина.
Рядовой Цацкес терпеть не мог противогаза. Напялить его
на свою голову и бегать с этой свиной мордой он считал мукой и
нетерпеливо срывал резиновую маску с круглыми стеклянными
очками, как только слышал команду "отбой!". Но сейчас
противогаз наконец сослужит свою службу и спасет бойца Красной
Армии от смертельной опасности, которых так много в изменчивой
солдатской судьбе.
Одним рывком, как учили на занятиях по химической защите,
Моня вытащил из сумки маску, засунул в нее свой выдающийся
вперед подбородок и, натянув ее на макушку, глубоко вдохнул
чистый, процеженный через активированный уголь, воздух.
Моня дышал полной грудью. И при каждом вдохе и выдохе
щеки резиновой маски то западали, то раздувались. Уши
оставались открытыми, и поэтому он слышал все, что делалось
вне шкафа.
- Кого я вижу? - с неподдельной радостью встретила
нежданного гостя Марья Антоновна. - Товарищ политрук!
И тут Моня услышал мурлыканье старшего политрука Каца,
игриво оправдывавшегося перед хозяйкой дома за позднее
вторжение. Он, мол, сегодня назначен в комендантский патруль,
битых три часа мерзнет на улицах, и когда дошел до ее дома,
сердце не выдержало, и он во имя своего глубокого чувства
пошел на явное нарушение устава караульной службы.
- У, зараза! - восхитилась Марья Антоновна. - А как же
твой патруль?
- Обойдется, - засмеялся политрук. - Сержант - толковый
парень. Знает свое дело.
- Ладно, иди греться, - проворковала Марья Антоновна.
Моня Цацкес не верил своим ушам, торчавшим по краям
резиновой маски противогаза.
Надсадно заныли пружины матраса, и под портретом еще
совсем молоденького командира полка, на его семейном ложе,
место рядового солдата занял старший политрук.
- От, зараза... - Марья Антоновна, как безошибочно
определил Моня, сбрасывала с себя халат, стоя спиной к
кровати. - Я-то думала, что муж тебя послал за полковым
знаменем.
- Нет-нет, - проблеял политрук из-под одеяла. - За
знаменем товарищ подполковник послал солдата.
- Надо же... - удивилась Марья Антоновна и, судя по звону
пружин, рухнула в кровать.
Без всякой паузы, как говорится, с ходу завела она уже
знакомое слуху Мони:
- Батюшки-светы! - Святые угодники! Мать пресвятая
богородица!
Моня Цацкес снова удивился тому, что советская женщина,
жена коммуниста и командира Красной Армии в минуты душевного
подъема возвращается к своему темному прошлому и все ее
высказывания носят такой откровенно религиозный характер. Еще
Моня подумал о том, что Марья Антоновна повторяется.
"Сейчас сделает мостик", - раздувая резиновые щеки,
прикинул в уме Моня и испытал острый приступ ревности, когда
утробно, как пароходный гудок, поплыло по квартире:
- Ка-ра-у-у-ул!
Наступила тишина. И обостренный слух Мони улавливал
частое, но уже успокаивающееся дыхание двух уставших,
расслабленных людей.
Из прихожей послышался прокуренный мужской кашель и стук
каблука о каблук, какой производят сапоги, с которых сбивают
налипший снег.
- Муж!..-простонала Марья Антоновна. - У него свой ключ.
Бегите, Кац.
- Ку-уда?
- В шкаф, куда же еще? Если он вас застанет в постели,
пристрелит и меня и вас.
Простоволосая и совсем голая, в одном черном лифчике,
Марья Антоновна рванула на себя дверцы шкафа и взвизгнула
сдавленным голосом. Белое привидение в кальсонах и рубахе
глядело на нее сквозь круглые стекла на черной резиновой
маске. Гофрированный хобот змеился по животу.
- Не дрейфь, Кац, - опомнилась наконец Марья Антоновна. -
Тут все - свои.
И втолкнула лишившегося дара речи политрука в шкаф,
плотно придавив его дверцами к Мониному телу. Политрука
колотила дрожь.
- Маруся, - басовито рокотал в квартире голос
подполковника Штанько, - почему в таком виде?
- Новый лифчик примеряла, - кокетливо отозвалась жена, -
тебя дожидаючись...
- Порадовать хотела?
Жена охнула. Штанько, видать, ущипнул ее тугое тело.
- Ну, хозяйка, докладывай. Отправила знамя?
- Вот оно лежит, запаковано...
- Я ж солдата посылал... Что, не приходил? Сукин сын! В
самоволку подался. Сгною на гауптвахте. Не забыть бы звякнуть
в комендатуру... Наш офицер сегодня в патруле... политрук...
опознает стервеца.
- Позвонишь, позвонишь...- ласково смиряла гнев супруга
Марья Антоновна. - Отдохни сначала... Все служба да служба...
Нечто не соскучился по своей Марусе?... Я тут глаза
проглядела... Все жду-жду...
- Ладно, - нехотя уступил подполковник. - Сними с меня,
Маруся, сапоги... Заждалась ты меня, боевая подруга...
Подполковник Штанько опустился на край кровати, и в шкаф
снова проник стон пружин.
Старший политрук Кац и рядовой Цацкес стояли нос к носу.
Оба в нижнем белье. Но Цацкес сохранял спокойствие, политрук
же все не мог унять дрожь в коленках. То, что перед ним не
привидение, а человек, и не морда чудовища, а маска
противогаза, политрук постепенно осознал. Более того, слегка
поднатужась, он сделал умозаключение, что человек этот
проделал тот же путь из кровати Маруси в шкаф, что и он. И это
еще не, все. По нательному белью и противогазу Кац опознал в
нем военнослужащего. И не из командного состава.
- Фамилия? - окончательно придя в себя, прошептал
политрук Кац в круглые стекла маски, - Звание?
- Рядовой Цацкес, товарищ политрук, - глухо забухало под,
резиной, вздувая маску по бокам.
- Цацкес? Вот ты где? Тебя, кажется, послали за знаменем?
- А вас, кажется, послали в патруль?
- Маруся, - проник в шкаф голос подполковника Штанько, -
кто-то шепчется тут, а? Или мне мерещится?
- Мерещится, мерещится. Замотался, бедный, на службе.
Обними свою Марусю.
Пружины матраса жалобно заныли.
Старший политрук Кац, надышавшись нафталина, замотал
головой, готовый чихнуть. Моня зажал ему рот ладонью.
- Дай противогаз, - пускал пузыри политрук. - Уступи на
минутку, я погибаю.
Моня не отвечал и сильнее сдавливал Кацу рот.
- Дай противогаз, - заскулил политрук. - Я требую... Как
офицер у солдата.
Моня был нем как стена.
- Я прошу... как советский человек советского человека...
Моня не шелохнулся.
Крупные слезы струились из глаз Каца.
- Прошу тебя, Цацкес, как еврей еврея... - Старший
политрук перешел с русского на идиш.
Тут Монино сердце не выдержало. Он стянул со своей
вспотевшей головы очкастую маску. Кац напялил маску на себя,
задышал часто и глубоко, вспучивая резину на щеках.
Политрук отдышался, пришел в себя.
- Рядовой Цацкес, - строго бухнул он из-под резины. - Ты
таки попадешь на гауптвахту.
Моня сдавил рукой гофрированную трубку противогаза, и
доступ воздуха в маску прекратился. Лицо политрука за круглыми
стеклами побледнело, вместо воздуха он всасывал в рот резину.
Политрук сорвал с головы маску, обнажив рыжий одуванчик. И Бог
знает, как бы дальше разыгрались события в шкафу, если бы сна-
ружи не послышался низкий, пронзительный вой.
|
Полностью с вами согласна
.аудитория и не та 
там ведь были другие идеалы.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума